До О. Джей. Симпсона, был Майкл Джексон — другой популярный чёрный артист, который был потрясён обвинениями выдвинутыми против него и затрагивающими его личную жизнь. Обвинения в том, что Джексон растлил 13-летнего мальчика, вызвали многомиллионную судебную тяжбу, два разбирательства большого жюри присяжных и постыдный цирк, который устроили средства массовой информации. В ответ, Джексон завёл дело о вымогательстве против некоторых из его обвинителей. В конечном счёте, иск был отозван из суда за определённую сумму, оцениваемую в $20 миллионов *. Никаких обвинений в преступлении не было предъявлено полиция или большими жюри присяжных. В августе 1994 года, Джексон снова попал в сводку новостей, когда Лиза Мари Пресли, дочь Элвиса, сообщила, что она и певец женаты.
Как только пыль осела на один из самых худших эпизодов крайности средств массовой информации, прояснилась одна вещь: американская общественность никогда не слышала защиту Майкла Джексона. До этого момента.
Конечно, невозможно доказать обратное — то есть доказать, что чего-либо не случилось. Но можно присмотреться к тем людям, кто делал голословные утверждения против Майкла и таким образом проникнуть внутрь их характера и мотивов. То, что получилось из этого исследования, основано на судебных документах, записях дел и бесчисленных интервью — убедительный аргумент того, что Джексон никому не причинил вреда и что он, возможно, сам стал жертвой хорошо продуманного плана, составленного для того, чтобы выжать из него деньги.
Более того, эта история, являющая результатом поисков в ранее не исследованной области, радикально отличается от той басни, что была так раскручена желтой прессой и даже основными журналистами. Эта история алчности, амбиций, ложного понимания со стороны некоторой части полиции и обвинителей, лености и любви к сенсациям СМИ и использования сильного гипнотического наркотика. Это также история и о том, как судебное дело было просто выдумано.
Ни Майкл Джексон, ни его теперешние адвокаты не согласились дать интервью для этой статьи. Возможно они решили бороться с гражданскими обвинениями и пойти на суд, что следовательно могло служить основой защиты Джексона — так же как основанием к дальнейшим обвинениям в вымогательстве самим обвинителям, которые могли бы хорошо реабилитировать певца.
Беды Майкла начались, когда его фургон сломался на Wiltshire Boulevard в Лос-Анджелесе в мае 1992 года. Застряв на середине улицы с сильным движением, Майклу помогла жена Мела Грина, служащего агентства по сдаче в аренду машин, находящегося в миле от места происшествия. Грин поехала туда за помощью. Когда Дэйв Шварц, владелец агентства, услышал о том, что Грин везёт Джексона в агентство, он позвонил своей жене Джун и сказал ей подъехать с их 6-летней дочкой и сыном от предыдущего брака. Мальчик, тогда ему было 12 лет, был большим фанатом Джексона. По прибытии, Джун Чендлер Шварц рассказала Майклу о том, как её сын посылал ему рисунок, после того, как с Майклом произошел несчастный случай — у него загорелись волосы во время съёмок рекламы для «Пепси». Потом она дала Майклу номер их домашнего телефона.
«Это было больше похоже на то, что она передавала, почти навязывала, мальчика ему» — рассказывает Грин — «Я думаю, Майкл думал, что он в долгу перед этим мальчиком, тогда это всё и началось».
Некоторые факты об отношениях бесспорны. Джексон начал звонить мальчику и дружба росла. После того, как Майкл вернулся из турне, три месяца спустя, Джун Чендлер Шварц, её сын и дочь стали регулярными гостями в Неверленде, ранчо Джексона в предместье Санта-Барбары. В течении следующего года, Майкл одаривал мальчика и его семью вниманием и подарками, включая совместные видеоигры, просмотры фильмов, походы в магазины игрушек «R» US и поездки по всему миру — от Лас-Вегаса и Диснейленда до Монако и Парижа.
В марте 1993 года, Майкл и мальчик часто были вместе и даже спали в одной комнате. Джун Чендлер тоже стала близка к Джексону и он понравился ей очень сильно. «Он был самым добрым человеком из всех, кого она когда-либо встречала» — говорит один из ее друзей.
Странности Джексона — от его пластических операций до предпочтения компании детей — были широко известны. И хотя было необычно, для 35-летнего мужчины, спать с 13-летним ребёнком, мать мальчика и другие близкие к Джексону, никогда не думали, что это странно. Поведение Джексона лучше понимается, если рассматривать его в купе с его собственным детством.
«В противоположность тому, что вы могли бы думать, жизнь Майкла Джексона не была прогулкой по парку» — говорит один из адвокатов. Детство Джексона определённо остановилось — его неортодоксальная жизнь началась, когда ему было 5 лет и он жил в Гери, Индиана. Майкл провёл свою юность в студиях звукозаписи, на площадках, выступая перед миллионами незнакомцев и жил в бесконечных рядах комнат отелей. Кроме восьми братьев и сестёр, Майкл был окружён взрослыми, которые безжалостно давили на него, особенно его отец — Джо Джексон — строгий, не склонный к проявлениям любви человек, который бил своих детей.
Ранние переживания Джексона переросли в один из видов задержки развития, многие говорят, что он стал ребёнком в теле мужчины. «У него никогда не было детства» — говорит Берт Филдз, бывший представитель Джексона. «Оно у него есть сейчас. Его приятели 12-летние малыши. Они дерутся подушками и бросаются едой». Интерес Майкла к детям перерос в гуманитарные усилия. Многие годы он отдавал миллионы в благотворительные организации помощи детям, включая его собственную Heal the World Foundation.
Но есть и другой контекст — тот, что приходится делать во времена, в которых мы живём — в нём большинство наблюдателей могли бы дать оценку поведения Джексона. «Отдав должное тому замешательству и истерии, что творится по поводу сексуального оскорбления детей» — говорит доктор Филип Резник, известный кливлендский психиатр — «Любой физический или воспитательный контакт с ребёнком может быть расценен как подозрительный и взрослый может быть легко обвинён в сексуальных домогательствах».
Сначала, участие Джексона в жизни мальчика приветствовалось всеми взрослыми в жизни этого ребёнка — его матерью, отчимом и даже родным отцом, Ивеном Чендлером (который так же отказался от интервью для этой статьи). Ивен Роберт Чармац родился в Бронксе в 1944 году. Чендлер неохотно шёл по стопам отца и братьев и стал дантистом. «Он ненавидел быть дантистом» — говорит друг семьи — «Он всегда хотел быть писателем». После переезда в 1973 году в Вест Палм Бич для зубоврачебной практики, он изменил свою фамилию, думая, что Чармац «звучит слишком по-еврейски» — говорит его бывший коллега. Надеясь когда-нибудь стать сценаристом, Чендлер переехал в Лос-Анджелес со своей женой, Джун Уонг, привлекательной евроазийкой, которая недолго работала моделью.
В карьере дантиста Чендлера были сомнительные моменты. В декабре 1978 года, работая в Семейном Центре Crenshaw, клинике в районе Лос-Анджелеса с населением, получающим низкие доходы, Чендлер восстанавливал пациенту сразу 16 зубов за один приём. Проведя экспертизу работы, Совет Зубных Экспертов утвердил заключение, в котором обнаружил: «грубое невежество и/или неэффективность» в его профессиональной деятельности. Совет аннулировал его лицензию; однако закрытие лицензии было заменено, и, вместо этого, коллегия приостановила его деятельность на 90 дней и дала ему испытательный срок в 2,5 года. Опустошенный, Чендлер покинул город и отправился в Нью-Йорк. Он написал сценарий для фильма, но не мог продать его.
Месяцы спустя, Чендлер вернулся в Лос-Анджелес со своей женой и продолжил работать зубным врачом. К 1980 году, когда родился их сын, брак был на грани разрыва. «Одна из причин, почему Джун бросила Ивена — это его характер» — говорит друг семьи. Они развелись в 1985. Суд присудил опеку над мальчиком его матери и обязал Чендлера платить 500$ в месяц в качестве алиментов, но, если просмотреть документы, можно обнаружить, что в 1993, когда разразился скандал с Джексоном, Чендлер был должен своей жене 68 000 $ — долг, который она в конечном счёте простила.
За год до того, как Джексон вошел в жизнь его сына, у Чендлера появилась вторая серьёзная профессиональная проблема. Одна из его пациенток, модель, подала на него в суд за небрежность в лечении зубов, после того как он делал реставрацию одного из её зубов. Чендлер утверждал, что эта женщина подписала соглашение, по которому она якобы была предупреждена о возможных рисках. Но когда Эдкин Зинмен, её адвокат, попросил показать оригинал соглашения, Чендлер сказал, что документы были украдены из салона его «Ягуара». Он представил дубликат. Зинмен подозревал, но не мог проверить подлинность этих записей. «Это просто исключительное совпадение, что они были украдены» — говорит теперь Зинмен — «Это то же самое, что говорить 'Собака съела мою домашнюю работу'». Дело было в конечном счете улажено вне суда за не оглашенную сумму.
Несмотря на такие препятствия, Чендлер после этого успешно вёл практику в Беверли Хиллз. И он к тому же получил свой первый прорыв в Голливуд в 1992 году, когда был одним из сценаристов фильма Мела Брукса «Робин Гуд: Человек в трико». До того времени, когда Майкл Джексон вошёл в жизнь его сына, Чендлер не проявлял никакого интереса к мальчику. «Он продолжал обещать купить ему компьютер, так чтобы они могли бы работать над сценариями вместе, но он этого так никогда и не сделал» — говорит Майкл Фриман, прежний адвокат Джун Чендлер Шварц. Чендлер продолжал зубную практику и завёл новую семью с двумя маленькими детьми от его второй жены, общественного адвоката.
Сначала, Чендлер приветствовал и поощрял дружбу своего сына и Майкла Джексона, хвастался об этом друзьям и партнерам. Когда мальчик и Джексон остановились у Чендлера, в мае 1993, Чендлер призывал Майкла проводить больше времени с его сыном в его доме. Согласно источникам, Чендлер даже предложил Джексону сделать пристройку к дому, так чтобы певец мог остаться у него. Позвонив в районный центр и узнав что это невозможно, Чендлер сделал другое предложение — чтобы Джексон просто построил ему новый дом.
В тот же месяц, мальчик, его мать и Майкл полетели в Монако на World Music Awards. «Ивен начал ревновать из-за того, что его не взяли и чувствовал себя покинутым» — говорит Фриман. По возвращении, Джексон и мальчик снова остановились у Чендлера, что удовлетворило его — пятидневный визит, во время которого они спали в одной комнате вместе со сводным братом мальчика. Хотя Чендлер признал, что Джексон и мальчик всегда были одеты, когда бы он их ни видел в постели вместе, он утверждал, что это произошло как раз в то время и его подозрения в сексуальном домогательстве были подтверждены. Ни разу Чендлер не утверждал, что он был свидетелем сексуальных домогательств со стороны Джексона.
Чендлер стал все более зависимым, придумывая угрозы, которые отчуждали Джексона, Дэйва Шварца и Джун Чендлер Шварц. В начале июня 1993 года, Дэйв Шварц, который был в дружеских отношениях с Чендлером, тайно записал на пленку длинный телефонный разговор между ними. Во время разговора, Чендлер говорил о своей заинтересованности относительно сына, и своей злости на Джексона и бывшую жену, которую он описал как холодную и бессердечную. Когда Чендлер пытался «получить её внимание», чтобы обсудить свои подозрения насчёт Джексона, говорит он на кассете, она сказала ему : «А не пошел бы ты на ….»
«У меня были хорошие отношения с Майклом» — сказал Чендлер Шварцу. «Мы были друзьями. Мне он нравился и я уважал его и всё, что он есть. Не было причины, по которой он должен был перестать звонить мне. Я сидел однажды в комнате и говорил с Майклом и сказал ему действительно то, что я хочу от всех этих отношений. Что я хочу».
Признаваясь Шварцу в том, что он «прорепетировал», что говорить, а что не говорить, Чендлер никогда не упоминал деньги во время разговора. Когда Шварц спросил, что же сделал Джексон, что сделало Чендлера таким расстроенным, Чендлер сослался только на то, что: «Он разбил мою семью. [Мальчик] был соблазнён властью и деньгами этого парня». Оба мужчины неоднократно говорили о себе, как о бедных отцах мальчика.
Кроме того, на кассете Чендлер указал на то, что он готовился выступить против Джексона:
«Это уже обдумано» — сказал Чендлер Шварцу. «Есть другие люди, вовлеченные в дело, которые ждут моего звонка в определённый момент. Я заплатил им, чтобы они сделали это. Всё будет происходить согласно определённому плану, который не только мой. Однажды я позвонил, этот парень (его адвокат, Барри К. Ротман, вероятно) собирается уничтожить всех, кто включён — любым окольным, гадким, мучительным путём, каким он только сможет сделать это. И я дал ему все полномочия сделать это».
Затем Чендлер предсказал то, что обнаружилось только шесть недель спустя: «И если я доведу это до конца, я выиграю этот матч. Я получу всё, что хочу и они будут уничтожены навсегда. Джун потеряет [опеку над сыном]…и карьера Майкла окончится».
«Это поможет [мальчику]?» — спросил Шварц.
«Это меня не волнует» — ответил Чендлер. «Это будет больше чем кто-либо из нас мог себе представить. Целая бомба взорвётся скоро над всеми и уничтожит всех полностью. Будет резня, если я не получу того, чего хочу».
Вместо того, чтобы пойти в полицию, казалось бы, самое подходящее действие в ситуации подозрения на растление ребенка, Чендлер обратился к адвокату. И не просто к какому-то адвокату. Он обратился к Барри Ротману.
«Этот поверенный, которого я нашел... Я выбрал самого гадкого сукина сына которого я только мог бы найти» — Чендлер сказал в записанном на пленку разговоре со Шварцем. «То, что он хочет сделать — вытащить это на публику так быстро, как он только сможет, с таким масштабом, как он только сможет и унизить стольких людей, скольких сможет. Он гадкий, подлый, он очень умён и жаждет общественного внимания.» (через своего поверенного, Вайли Эйткена, Ротман отказался дать интервью для этой статьи. Эйткин согласился ответить на основные вопросы, ограниченные только делом Джексона, да и то только на те, которые не касаются Чендлера или мальчика.)
Зная Ротмана, рассказывает один из бывших коллег Ротмана, который работал с ним во время дела Джексона и вёл дневник, записывая то, что говорили и делали Ротман и Чендлер в офисе Ротмана, можно поверить, что Барри мог «выдумать весь этот план. Это [утверждения против Джексона] вписывается в границы его характера — делать что-то подобное этому». Информация, предоставленная бывшими клиентами Ротмана, сотрудниками и служащими, обнаруживает образцы манипуляции и обмана.
Ротман имеет общеюридическую практику в Century City. В одно время, он совершал сделки по музыкальным и концертным делам Литтл Ричарда, Роллинг Стоунз, The Who и Оззи Озборна. Золотые и платиновые записи, бывшие напоминанием тех дней, всё ещё висят на стенах его офиса. Со своей серо-белой бородой и вечным загаром — который он поддерживает в солярии своего дома — Ротман напоминает бывшего клиента из «а Leprechaun» (Лепрекон). Для бывших служащих, Ротман — «демон» с «ужасающим характером». Его самое заветное имущество, по словам знакомых, это его Ролс-Ройс Cornishe, с номером «BKR1 ».
За многие годы, Ротман нажил себе так много врагов, что его бывшая жена однажды выразила своему поверенному удивление, что хотя бы кто-то «не сделал его». У него репутация жестокого человека. «Он кажется профессиональным беглецом. Он почти некому не платит» — заключил следователь Эд Маркус (в докладе, зарегистрированном в Лос-анжелесском Высшем Суде, как часть процесса против Ротмана) после исследования списка кредиторов данного адвоката, который содержал более чем тридцать кредиторов и обвинителей, которые охотятся за ним. Вдобавок, более чем двадцать гражданских исков, в которых был вовлечён Ротман, были поданы в Верховный Суд, отдельные жалобы поступали на него в Комиссию по Труду и дисциплинарные действия за три инцидента были возбуждены против него адвокатурой штата Калифорния. В 1992 году, его деятельность приостановили на 1 год, и, хотя эта приостановка была в силе, вместо этого ему дали испытательный срок.
В 1987, Ротман заработал 16800 $, ведя дела об алиментах и плате на содержания детей. Через своего адвоката, его бывшая жена Джоан Ворд угрожала забрать имущество Ротмана, но он согласился отдать долг по-хорошему. Год спустя, после того как Ротман всё ещё не заплатил, адвокат Ворд попытался забрать в качестве долга дорогой дом Ротмана на Шермен Оэкс. К их удивлению, Ротман сказал, что он больше не владеет домом: тремя годами ранее, он заложил имущество в ломбардной компании Tihoa Operations, Inc., панамской акционерной корпорации. Как сказал адвокат Ворд, Ротман утверждал, что от Tihoa у него было 200 000 $ наличными в его доме и как раз в ту самую ночь его ограбили, отобрали деньги угрожая пистолетом. Единственный путь, которым он мог возместить убыток — это отдать дом Tihoa, сказал он им. Ворд и её адвокат подозревали что весь сценарий был уловкой, но они никогда не смогли бы это доказать. И только после того как заместители шерифа отбуксировали Роллс Ройс Ротлера, он начал платить им то, что был должен.
Документы, собранные Лос-анжелесским Верховным Судом, подтвердили подозрения Ворд и её адвоката. Они показывают, что Ротман создал сложную сеть счетов иностранного банка и ломбардных компаний, для того чтобы скрыть часть имущества — в частности, его дом и более чем $531 000 дохода от его возможной продажи в 1989 году. Следы этих компаний, включая Tihoa, ведут к Ротману. Он купил Панамскую ломбардную компанию (существующая, но не действующая фирма) и устроил дело так, что хотя его имя не должно было появляться в перечне её должностных лиц, он мог иметь безусловную власть поверенного, что позволяло ему контролировать передвижения денег внутри фирмы и вне её.
Между тем, служащие Ротмана получали оплату нисколько не лучше, чем его бывшая жена. Бывшие служащие говорят, что им иногда приходилось выпрашивать свои заработанные чеки. И иногда, чеки, которые они наконец получали, могли быть необналичиваемыми в банке. Он не мог удержать юридических секретарей. «Он унижал и оскорблял их» — говорит один из них. Временные работники натерпелись худшего. «Он мог использовать их в течение двух недель» — добавляет юридический секретарь — «Затем уволить, крича на них и говоря, что они были глупыми. Затем он мог сказать агентству, что он был неудовлетворён временным работником и не заплатит». Некоторые агентства в конечном счёте стали умнее и заставляли Ротмана платить наличные до того, как они будут иметь с ним дело.
Привлечение Ротмана к дисциплинарной ответственности адвокатурой штата в 1992 году вышло за рамки дела о конфликте интересов. Годом ранее, на Ротмана подала иск клиентка Муриел Меткалф, которую он представлял на слушаниях об опеке и помощи ребёнку; Меткалф обвинила его в смягчении её иска. Через четыре месяца после того, как Меткалф уволила его, Ротман, не уведомляя её, начал представлять компанию её ушедшего спутника, Боба Бруцмена.
Случай показателен по другой причине: это показывает, что Ротман имел некоторый опыт в делах, связанных с растлением малолетних, ещё до скандала с Джексоном. Меткалф, когда Ротман всё ещё был её адвокатом, обвиняла Бруцмена в растлении их ребёнка (что Бруцмен отрицал). Знание Ротмана об обвинениях Меткалф не помешали ему начать работать на компанию Бруцмана, за что он и был привлечен к дисциплинарной ответственности.
К 1992 году Ротман скрывался от огромного числа кредиторов. Корпоративное агентство по недвижимому имуществу Folb Manegement , было одним из них. Ротман задолжал компании $53 000 (возврат арендной платы и проценты за офис на Сансет Бульвард). Folb преследовала его в судебном порядке. Тогда Ротман выдвинул ответные обвинения, утверждая, что охрана здания была настолько неадекватна, что однажды ночью воры смогли украсть ценное оборудование более чем на $ 6 900 из его офиса. В ходе слушаний, адвокат Folb сказал суду: «Мистер Ротман не из тех, чьё слово может быть принято за истину».
В ноябре 1992 года, у Ротмана имел свою юридическую фирму, на хвосте которой было банкротство по показаниям 13 кредиторов — включая Folb Manegement с долгами суммой на $ 880 000 и не подтверждённым имуществом. Просмотрев бумаги о банкротстве, бывший клиент, на которого Ротман подал иск за неуплату $ 400 000 гонорара за юридические услуги, заметил, что в списке Ротмана не числилось имущества на сумму $ 133 000. Бывший клиент угрожал разоблачить Ротмана за «обман кредиторов» — уголовное преступление — если он не прекратит судебную тяжбу. Загнанный в угол, Ротман отозвал иск в считанные часы.
За шесть месяцев до заявления о банкротстве, Ротман передал право владения своим Роллс-Ройсом фиктивной компании Майо, которую он контролировал. Тремя годами ранее, Ротман заявлял другого владельца машины — Longridge Estates, отделение Tinoa Operations, компанию, которая держала документы на его дом. В бумагах корпорации, заведенными Ротманом, адреса указанные для Tinoa и Longridge были одинаковы: 1554 Cahuenga Boulevard — который, как оказалось, был адресом китайского ресторана в Голливуде.
С участием этого человека, в июне 1993 года Ивен Чендлер начал выполнять «некий план», на который он ссылался в записанном на кассету разговоре с Дэйвом Шварцем. В конце месяца, Чендлер посвятил свою бывшую жену в свои подозрения. «Она думала, что всё это чушь» — говорит её бывший адвокат, Майкл Фриман. Она сказала Чендлеру, что осенью хочет забрать из сына из школы для того, чтобы они смогли бы сопровождать Майкла в мировом турне «Dangerous». Чендлер разозлился и, по нескольким источникам, угрожал предъявить общественности доказательства, как он утверждал, которые у него были на Джексона. «Какой родитель в здравом уме хотел бы вытащить своего ребёнка в центр внимания общественности» — спрашивает Фриман — «Если что-либо вроде этого действительно имело место, вам бы захотелось защитить своего ребёнка».
Майкл попросил своего тогдашнего адвоката Берта Филдза, вмешаться. Один из самых видных адвокатов, работавших сфере индустрии развлечений, Филдз представлял Майкла с 1990 года и вёл переговоры с Sony о самой большой когда-либо совершавшейся музыкальной сделке, с доходами, оцениваемыми предположительно в 700 миллионов долларов. Филдз привлёк сыщика Энтони Пелликано, чтобы он помог расставить всё на свои места. Пелликано делал всё в сицилианском стиле, будучи отчаянно преданным тем, кто ему нравился и безжалостным, жестким по отношению к своим врагам.
9 июля 1993 года, Дэйв Шварц и Джун Чендлер Шварц проиграли записанный ими разговор для Пелликано. «Прослушав кассету за десять минут, я понял, что это было о вымогательстве» — говорит Пелликано. В тот же день, он подъехал к Джексоновскому владению Century City, где гостили сын Чендлера и сводная сестра мальчика. Вне присутствия Джексона, Пелликано «осуществил визуальный контакт с мальчиком» и задал ему, как он говорит «однозначные вопросы": «Майкл когда-нибудь прикасался к тебе? Ты когда-нибудь видел его голым в постели?» Ответ на все эти вопросы был нет. Мальчик неоднократно отрицал, что что-либо в постели имело место. 11 июля, после того, как Майкл отказался встретиться с Чендлером, отец мальчика и Ротман продвинули вперёд другую часть плана — им нужно было получить опеку над мальчиком. Чендлер попросил свою бывшую жену позволить ребёнку остаться с ним «на одну недельку». Как сказал позже Берт Филдз в письменном показании под присягой для суда, Джун Чендлер Щварц позволила мальчику уехать, полагаясь на заверения Ротмана Филдзу, что её сын вернётся после точно определённого времени, никогда не предполагая, что слова Ротмана могут ничего не стоить и что Чендлер может не вернуть их сына.
Уайли Эйткен, адвокат Ротмана, утверждает, что «в то время, когда Ротман давал слово, у него было намерение вернуть мальчика». Однако, когда «он узнал, что мальчик может ускользнуть из страны [поехать в турне с Джексоном], я не думаю, что у него был другой выбор». Но хронология чётко выявляет ,что Чендлер знал о том, что мать мальчика планирует взять сына в турне ещё в июне, когда тот закончил учёбу в школе. Записанный телефонный разговор, сделанный в начале июля, ещё до того, как Чендлер взял опеку над сыном, также по-видимому подтверждает, что Чендлер и Ротман не имели намерения выполнять соглашение о посещении. «Они [мальчик и мать] этого ещё не знают» — говорит Чендлер Шварцу — «Но они никуда не поедут».
12 июля, в тот же день, когда Чендлер взял контроль над сыном, у него была подпись бывшей жены на документе подготовленном Ротманом, по которому она не могла вывозить ребёнка из Лос-Анджелесского округа. Это означало, что мальчик не мог бы сопровождать Джексона в турне. Его мать сказала суду, что она подписала этот документ по принуждению. Чендлер, как она сказала в письменных показаниях под присягой, угрожал, что : «Я не получу [мальчика] обратно». Последовала жестокая борьба за опекунство, делавшая ещё мрачнее все обвинения Чендлера, о неправильном поведении со стороны Джексона. Это было во время первых нескольких недель после того, как Чендлер получил контроль над сыном, который был теперь изолирован от друзей, матери и отчима — тогда утверждения мальчика и приняли свои очертания.
В то же время, Ротман, ища мнение какого-нибудь эксперта для обоснования обвинений против Джексона, позвонил доктору Мэфису Абрамсу, психиатру из Беверли Хиллз. По телефону, Ротман ознакомил Абрамса с гипотетической ситуацией. В ответ, даже не встречаясь с Чендлером и его сыном, 15 июля Абрамс отправил Ротману письмо на двух страницах, в котором он констатировал, что «существует обоснованное подозрение, что сексуальное оскорбление имело место». Важно, что он также утверждал, что если это был реальный, а не гипотетический случай, то закон требует, чтобы он сделал рапорт по делу в Окружное Отделение Детских Служб Лос-Анджелеса (ООДСЛА).
По записи дневника от 27 июля, оставленной бывшим коллегой Ротмана, ясно, что Ротман помогал Чендлеру выполнить план. «Ротман написал письмо Чендлеру, советуя ему, как сообщить об оскорблении ребёнка, не вовлекая в это родителя» — запись в дневнике.
В этот момент, всё ещё не было предъявлено требований или формальных обвинений, только завуалированные утверждения, которые переплелись в жестокой схватке за опекунство. 4 августа 1993 года, однако, всё прояснилось. Чендлер и его сын встретились с Джексоном и Пелликано в отеле Westwood Marquis. На встрече с Джексоном, говорит Пелликано, Чендлер нежно обнял певца (жест, как говорят некоторые, который противоречит подозрениям о том, что Джексон причинил вред его сыну), затем он залез в карман, вытащил оттуда письмо Абрамса и начал читать строчки из него. Когда Чендлер добрался до части об оскорблении ребёнка, мальчик, как говорит Пелликано, опустил голову и затем посмотрел на Джексона с удивлённым выражением лица, словно говоря «Я не говорил этого». Когда встреча закончилась, Чендлер указал пальцем на Джексона, говорит Пелликано, и предупредил «Я собираюсь уничтожить тебя».
Позже, тем же вечером, на встрече с Пелликано в офисе Ротмана, Чендлер и Ротман предъявили свои требования — 20 миллионов долларов.
13 августа была ещё одна встреча в офисе Ротмана. Пелликано пришёл с контрпредложением — $ 350 000 за написание сценария. Пелликано говорит, что сделал предложение чтобы разрешить спор об опеке и предоставить Чендлеру возможность проводить больше времени с сыном, работая над сценарием вместе. Чендлер отклонил предложение. Ротман сделал обратное требование — сделка за три сценария или ничего — но это было отвергнуто. В дневнике бывшего коллеги Ротмана, запись от 24 августа обнаруживает разочарование Чендлера: «У меня почти была $20 миллионная сделка» — сотрудник слышал, как Чендлер говорил это Ротману.
До того, как Чендлер стал контролировать сына, единственным человеком, обвинявшим Джексона был сам Чендлер — мальчик никогда не обвинял Майкла в каких-либо неправильных действиях. Однажды это изменилось в зубном кабинете Чендлера в Беверли Хиллз.
В присуnствии Чендлера и Марка Торбинера, зубного анестезиолога, мальчику дали очень спорное лекарство — амитал натрия, который, как некоторые ошибочно думают, является сывороткой правды. После того, как мальчик провёл время в зубном кабинете, он впервые сделал утверждения против Джексона. Журналист KCBS -TV, в Лос-Анджелесе, 3 мая 1994 года сообщил, что Чендлер использовал наркотики, дав их своему сыну, но дантист стал утверждать, что он сделал это только для того, чтобы вырвать зуб сына и что мальчик уже вышел из-под влияния наркотика, когда делал заявление. Ответ для статьи Торбинера по поводу использования наркотиков в отношении мальчика, был таков: "Если я и использовал его, то это было для зуболечебных целей”.
Имеющиеся факты об амитале натрия и недавний случай его использования, утверждения мальчика, по словам нескольких экспертов, должны рассматриваться как ненадёжные, если не очень спорными.
"Это психическое вмешательство, которое не может быть надёжным подтверждением факта” — говорит доктор Резник, кливлендский психиатр. "Люди исключительно внушаемы под его воздействием. Люди, под воздействием амитала натрия будут говорить вещи, которые совершенно не соответствуют действительности”. Аминал натрия — это барбитурат, сильно действующий наркотик, который вводит людей в гипнотическое состояние, особенно если он введён внутривенно. Первоначально предназначавшийся для лечения амнезии, впервые стал использоваться во времена Второй Мировой Войны, применялся на солдатах травмированных — при некоторых нарушениях, вызванных шоком — ужасами войны. Исследования учёных 1952 года, изначально проводимые для того, чтобы подтвердить действие наркотика как сыворотки правды, показали вместо этого и его риски: под его воздействием может быть легко внушена ложная память. "Легко внушить какую-либо идею через задание нужных вопросов” — говорит Резник. Но его эффект, по всей видимости, даже более коварен: "Идея может стать их памятью и исследования показали, что даже когда ты говоришь им правду, они поклянутся на Библии, что это происходило на самом деле” — говорит Резник.
Недавно, ненадёжность лекарства стала проблемой для разбирательства в Верховном суде Напа Каунти, Калифорния. После прохождения многочисленных терапевтических сеансов, по крайней мере один из которых включал использование амитала натрия, 20-летняя Холли Рамона обвинила отца в своем растлении им, когда она была ребёнком. Гэри Рамона неистово отрицал обвинение и подал в суд на терапевта и психиатра дочери, которые дали ей наркотик. Этим маем присяжные согласились с Гэри Рамона, полагая, что терапевт и психиатр могли вложить память, которая была ложной. Гэри Рамона был первым, кто успешно юридически бросил вызов так называемому «феномену перепечатанной памяти», который произвёл на свет тысячи обвинений в сексуальном оскорблении за последнее десятилетие.
Что касается истории Чендлера об использовании наркотика для того, чтобы успокоить своего сына во время удаления зуба, она тоже кажется сомнительной, в свете общепринятого использования наркотика. «Это абсолютно психиатрический наркотик» — говорит доктор Кеннеф Готтлиб, психиатр их Сан-Францизко, который назначает амитал натрия пациентам с амнезией. Доктор Джон Йеджила, координатор отделения анестезии и контроля над болью школы дантистов UCLA, добавляет: «Это необычно для этого препарата, чтобы быть использованным для удаления зуба. В этом нет никакого здравого смысла в то время как доступны альтернативные препараты, которые лучше и безопаснее. Этот препарат не был бы моим выбором».