Я начал встречаться с его сестрой Ла Тойей. Это была детская влюблённость, ничего серьезного. Однажды она заболела и Майкл спросил меня, могу ли я отвезти его на Memorabilia Show в Глендейл. Я спросил: "Там памятные вещи?", он сказал: "Ты должен посмотреть на это, Дэвид, тебе понравится". Так что, я отвёз его смотреть Memorabilia Show, где продавали много старых рок и соул плакатов, золотых пластинок, вещей, связанных с "Битлз" и вещей с автографами Джимми Хендрикса, Джима Моррисона и "The Doors". Майкл любил "The Doors" и их музыку. Ему нравилось также всё "мотаунское", равно как и настоящий искренний соул. Для нас обоих Джеймс Браун был богом, а Джимми Хендрикс был его блестящим учеником. После этого мы стали проводить вместе время по три-четыре дня в неделю, так началась наша дружба. Мы были неразлучны в течение следующих шести лет.

Однажды ночью, когда он был уже в юношеском возрасте, мы пошли в The Roxy на Sunset Strip, чтобы увидеть "Four Tops". Мы пошли за кулисы со Стиви Уандером, и Майкл сказал главному вокалисту "The Four Tops", Леви Стаббсу-младшему: "Я знаю о вас всё, Леви, всё". Стиви взял Майкла, подбросил его к стене: "О ком ты всё узнал? Кто самый великий?" и Майкл сказал: "Ты, Стиви! Остановись! Ты!". Это было так забавно! Это было также характерно на протяжении всей нашей дружбы, которая продолжалась более четырех десятилетий. Мы могли уехать куда-нибудь вместе на уикэнд, подальше от дома, от родителей, чтобы принадлежать самим себе.

Мы садились в машину и пели вместе. Он говорил мне, что я худший певец, которого он когда-либо слышал! Он всегда заставлял меня смеяться. У Майкла было большое чувство юмора, которое большинство людей никогда не видели. Мы любили смотреть старину, мебель и картины, а также памятные вещи. Нашим любимым делом было зайти в магазин и сказать: "Есть ли у вас картины Джона Лекока?" Антиквар отвечал: "Мы только что продали последнюю за $100000." Я говорил Майклу: "О нет, они только что продали последнюю картину Джона Лекока!". Мы умоляли его найти другую картину, но он отвечал: "Эти картины очень сложно найти." Мы выходили и смеялись: "Мы никогда не будем покупать здесь ничего, потому что такого художника не существует!" Майкл сильно смеялся. Он смеялся, словно кудахтал: хк-хк-хк-хк-хк.

Мы делали обычные вещи. Например, мы часто ходили в ресторан, где подают цыплёнка. Майкл считал, что если снять кожицу с курицы, то она будет экологически чистой. Я никогда не понимал, что это значит. Мы выбирались, чтобы поесть блинчики и французские тосты, я возил его на своём Rolls-Royce. Когда у нас заканчивалось топливо, я просил его заполнить бак. Он говорил: "Я звезда. Я не могу поверить, что ты просишь меня заправить автомобиль!". А я отвечал: "Когда мы вместе, есть только одна звезда!". Именно по этой причине наша дружба была такой прочной. Я никогда не относился к нему, как к большой знаменитости.

Однажды, в 80-х годах, он оделся, как шейх и мы поехали в Диснейленд чтобы посмотреть "Captain Eo", 3D-фильм, в котором он снялся. Я смотрел, как он делает "лунную походку" и, когда мы выходили, сказал: "Ты знаешь, ты действительно хорош!", а он такой: "Ты только что это понял?"

Он не был тем, кто старался смягчять слова. В первые дни своей карьеры он контролировал всё. Он звонил президенту "Sony" и говорил: "Я хочу здесь биллборд. В Чикаго. В Нью-Йорке на Таймс-сквер". Он руководил всем от маркетинга до рекламы каждого своего релиза. И он был резким. Он не сдерживался, когда злился. Кроме того, он никогда не говорил высоким голосом. Он всегда звучал очень мужественно.

Всё изменилось после несчастного случая в 1984 году. Он делал ролик для "Pepsi", его голова загорелась, когда случились неполадки. Он никогда не был прежним после этого. Когда у тебя травма головы и ты постоянно испытываешь боли, мир вокруг тебя меняется. Поверьте мне, я знаю это из личного опыта. Неудивительно, что он пристрастился к таблеткам. Я просто хотел, чтобы вокруг него были правильные люди. Правда, некоторые врачи, окружавшие его, больше хотели записаться ему в друзья, чем оказать квалифицированную медицинскую помощь.

Майкл был также очень озабочен тем, чтобы хорошо выглядеть. С самого начала он был хорош, и не надо было ничего менять, но пластическая хирургия была его навязчивой идеей. Он зашёл с ней слишком далеко, и я думаю, он понял это уже позднее в жизни. После второй ринопластики нужно было остановиться, но люди держали его под пристальным вниманием, и это было одной из самых больших проблем в его жизни.
Когда начался суд в 1993 году, я был одним из тех немногих людей, который ходил на каждое телешоу в США, чтобы сказать, что он невиновен. Я знал, что он невиновен. Было ли это самой умной вещью - разрешать детям сидеть в своей кровати и смотреть телевизор? Нет, и я сказал ему об этом. Делал ли он что-то плохое? НЕТ. Майкл и мухи не мог обидеть. Он не такой.
У него было золотое сердце. Мне жаль, что люди не могли знать всех детей, которым он помог. Детей, которые нуждались в протезах рук и ног, но их семьи не могли себе это позволить. Он оплатил сотням детей лечение от рака, но не ходил и не хвастался этим. Никто не понял, какой это замечательный человек, пока он не умер.
Он был очень строгим отцом. Он полагал, что его дети должны быть высокообразованными и уважать старших. Он также дал им большую любовь, потому что ему самому была прининена боль, когда он был ребёнком. Речь не о его матери, которую он очень любил, но он никогда не мог поладить с Джозефом. Он боялся его.

Я никогда не был сентиментальным, но я плакал, когда услышал новость о смерти Майкла. Я помню его, как одного из самых смешных людей, которых я когда-либо встречал, как человека, который видел хорошее в людях. Какое прекрасное качество! Он никогда никого не унижал. Общаясь с ним, любой чувствовал себя на миллион долларов.
Я действительно верю, что он был величайшим артистом всех времен. Я рад, что мы вместе создали компанию, и я продюсировал самое рейтинговое телевизионное музыкальное шоу из "Madison Square Garden" в Нью-Йорке в 2001 году - "Michael Jackson - 30th Anniversary Celebration". Это творение было венцом нашей дружбы. Это были два самых кассовых неблаготворительных концерта всех времен.
Его смерть объединила людей, чтобы вспомнить, какую музыку он подарил нам, как он танцевал и каким универсальным артистом он был. Он смог изменяться с каждым десятилетием и оставаться современным. Он мог петь что угодно, но песня, которую я всегда просил его спеть в автомобиле, была "Man In The Mirror". Для меня это величайшая песня. Мало того, что она меня глубоко трогала, но также для Майкла она была больше, чем отражение.